Храм во имя святителя Спиридона Тримифунтского Чудотворца

(2)

Дорогие братья и сестры, грядет наступление великих праздников, череды их, которые для нашего прихода всегда предваряются одним важным и радостным событием, — нашим престольным днем, памятью великого угодника Божьего и чудотворца, святителя Спиридона Тримифунтского.

Потому, всех Вас приглашаем разделить с нами молитвенно  этот праздник!  Служба будет проводиться в цокольном этаже

СЛУЖБА :       

24 декабря  — 17-00     ВСЕНОЩНОЕ БДЕНИЕ           

25 декабря — 7-30          МОЛЕБЕН

                         9-00        ЛИТУРГИЯ

(2)

(9)

Дорогие братья и сестры!

Приглашаем всех отпраздновать с нами наш общий праздник, — память святителя Спиридона Тримифунтского Чудотворца.

24 декабря в воскресенье накануне  состоится всенощное бление, начало — 16:00

      В сам праздник 25 декабря :

Молебен святителю — 8:00

Литургия  — 9:00

Исповедь  вечером в воскресенье и во время самой литургии (Просьба: если есть такая возможность у тех кто  желает причаститься Христовых Тайн поисповедоваться накануне, загодя. Спаси Бог)

(9)

Времена не выбирают

То была неспокойная пора, когда из-за кризиса власти и под натиском варваров Римская империя была уже готова распасться на Западную и Восточную. Не обошла общая смута и Церковь.

Казалось бы, благодаря Константину Великому христианству больше ничего не угрожало. Но уже в середине IV века Юлиан Отступник попытался возродить языческие традиции и вовсю использовал в своих целях разногласия между христианами. А последователи осужденного на Первом Вселенском Cоборе Ария, не признававшего Христа равным Богу, взяли верх в восточной части империи после того, как править там стал арианин Флавий Юлий Валент.

Этот Валент был человеком малоприятным. Если верить свидетельству Аммиана Марцеллина, «он был мало образован, не прошел курса ни военного, ни изящного образования; охотно искал с ущербом для других пользы и выгод себе самому; особенно невыносим он бывал в тех случаях, когда преступления неуважения или оскорбления величества предоставляли ему возможность выступать против жизни и состояния людей богатых. <…> Он был груб в обращении, раздражителен, охотно выслушивал доносы, не отличая правды от лжи: эти недостатки даже в простых обыденных отношениях частной жизни ведут к весьма неприятным последствиям».

При нем арианство стало официальной религией, а на православных, признававших решения Никейского Собора, снова обрушились гонения. К примеру, в Константинополе по приказу Валента сожгли на корабле 70 православных, в том числе и священников, — как «зачинщиков беспорядков» в столице.

Монах, победивший императора

Вот тогда и пришел в Константинополь монах Исаакий, покинувший пустыню, чтобы утешать и укреплять православных. Что для сирийского монаха тех времен было сугубым подвигом, ведь именно в Сирии идеалом иноков была самая суровая аскеза, требующая уединения, а не пребывания в людном и шумном городе.

Как раз тогда варвары-готы, жившие по Дунаю, захватили Фракию и направились к столице. По преданию, когда Валент с войском покидал город, Исаакий, обратившись к императору, громко воскликнул: «Царь, отопри храмы православным, и тогда Господь поможет тебе! Если же не послушаешь меня, то не возвратишься живым, но погибнешь в огне». Понятное дело, император такой дерзости стерпеть не мог — приказал бросить монаха в тюрьму и держать там до его возвращения. Вот только вернуться ему было не суждено: готы победили, император укрылся в хижине и был сожжен наступавшими. После известия о его гибели Исаакия не только освободили, но и стали почитать как пророка.

Следующий император — Феодосий I Великий — восстановил в правах православие, заключил мир с готами, а его приближенные уговорили преподобного остаться в столице, чтобы оградить ее от бед своими святыми молитвами.

В предместье Константинополя, где он поселился, возник монастырь, чуть ли не первый в Константинополе. И Исаакий до глубокой старости был в нем игуменом. А когда совсем ослабел, поставил вместо себя своего постриженика, преподобного Далмата, по имени которого и стала называться обитель.

Небесный покровитель

В России почитание преподобного Исаакия началось с Петра I, день рождения которого (30 мая по старому стилю) совпал с днем памяти этого святого. Император считал его своим небесным покровителем.

Удивительное дело, царь, считавший монахов «гангреной», «понеже большая часть тунеядцы суть, и понеже корень всему злу праздность, то сколько забобонов, расколов, но и возмутителей произошло, всем ведомо», в своей новой столице первым делом устроил в перестроенном деревянном «чертежном амбаре» напротив Адмиралтейства Исаакиевскую церковь. В ней и венчался с матерью своих детей, будущей императрицей Екатериной Алексеевной.

А в августе 1717 года царь сам заложил первый камень новой Исаакиевской церкви, уже каменной. Храм еще не раз перестраивали, пока — уже при Александре I — не началось возведение того самого Исаакиевского собора, который сегодня знает весь мир.

(14)

В ночь с 12 на 13 августа под Петербургом по приговору ревтрибунала в 1922 году был расстрелян митрополит Вениамин (Казанский).

Якобы за организованное сопротивление передаче церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья.

На самом деле за неспособность предать веру, святыни, Патриарха Тихона и вообще за неспособность предать.

Неутомимый епископ

«Молоденький, скромный, кроткий, улыбающийся монах» — первое из свидетельств о будущем владыке из семинарии, где он преподавал. Впрочем, с добавкой «дело повел крепкой рукой и достиг добрых результатов».

Нам повезло с последними святыми — у нас есть их фотографии. И они все «говорящие».

Фото- и кинохроника, как это ни странно, транслирует праведность. Нечто, не поддающееся рациональному раскладу, начинает говорить тебе о человеке пугающе-ошеломляющее: святой. И не знаешь, как передать это трудноописуемое, но несомненное впечатление неверующим. То, что ты «видишь» в них, не ложится в привычное — тверд, мягок, решителен, гибок, смел, осторожен.

Глядя на фотографии митрополита Вениамина, понимаешь, что совсем не случайно в мае рокового для страны 1917-го — свободным голосованием клира и мирян — он был избран на Петроградскую кафедру.

По воспоминаниям, его выбрали для того, чтобы в трудные времена «сложной политики» никто не впутал епархию в темные дела.

Владыка Вениамин всегда был человеком «светлых» и самоотверженных дел. Любил служить в окраинных храмах, по первому зову шел в самые отдаленные и бедные кварталы столицы, как обыкновенный священник. Вел беседы среди рабочих, устраивал литургии для школьников. Как священник участвовал в военных действиях во время Первой мировой войны. Его прозвали «неутомимым епископом».

Монахам пришлось успокаивать возмущенную толпу. Один, спасая, увел от взбудораженных людей командира красноармейцев

Всего пять лет он был на епископской кафедре столицы. «Кроткий, но крепкий».

Парадокс: самоотверженно защищал религиозные права людей, пользовался у верующих авторитетом, но при этом имел репутацию… самого аполитичного человека в российском епископате. И призывал к жизни «без политической вывески».

Аполитичность не мешала ему смело и мужественно стоять за Церковь и людей. Когда 13 января 1918 года в Александро-Невскую лавру явился вооруженный отряд матросов и красногвардейцев с целью ее захвата, он столкнулся с решительным отказом подчиниться. Вторая попытка — 19 января — наткнулась на призыв владыки созывать народ лаврским колоколом. Народ стал стекаться, и под крики «Православные, спасайте церкви!» отряд был обезоружен.

Монахам пришлось даже успокаивать возмущенных. Один, спасая, увел через Тихвинское кладбище командира горе-отряда.

И только третий отряд с двумя пулеметами стал теснить народ с лаврского двора. Настоятель Скорбященской церкви протоиерей Петр Скипетров, увещевавший красногвардейцев не чинить насилий над верующими, получил пулю в рот. Однако и это не сильно испугало верующих. И ретироваться в конце концов опять пришлось красногвардейцам. А на следующий день к митрополиту Вениамину пришли депутации от рабочих Стеклянного, Фарфорового и других заводов. Рабочие, авангард революции, от имени которых стреляли матросы, заверили владыку Вениамина, что защитят лавру.

Оказывается, вера не отпала за три месяца, и Манифест компартии не прирос на ее место в человеческих душах.

И более того, православная вера в 1918 году переживала настоящий подъем! «Уровень религиозной жизни Петрограда начал подниматься, — писал митрополит в послании к пастве. — Храмы Божии стали наполняться богомольцами… Вера православная… стала собирать все больше и больше верующих людей независимо от их общественного положения и политических взглядов».

Вера теснимая, вера, за которую можно получить пулю, звала людей в храмы.

Патриарх Тихон и
митрополит Вениамин

А владыка Вениамин, даже приказывая бить в колокол, по-прежнему настаивал на дистанции от политики. «Всякая политика, как реакционная, так и модная прогрессивная, должна быть чужда вас, — писал он. — Пастырь не с аристократией, плутократией или демократией, не с буржуями или пролетариями, но со всеми и для всех верующих…
Царствие Мое, как сказал Христос, не от мира сего, и никакой политический строй не может с ним совпадать».

Без капли крови

На пятом году его епископского служения появился знаменитый февральский декрет ВЦИК — об изъятии церковных ценностей. Это был первый организованный акт антицерковных гонений, когда верующих преследовали не стихийно, а целенаправленно. По всем данным, на 1922 год приходится всплеск антицерковных репрессий.

«Ценности» решили изымать по благородной с виду причине — для нужд голодающих Поволжья. Отнять у попов-мироедов и накормить голодных — риторика большевиков, как всегда электризовала разгоряченное сознание с виду справедливыми радикальными фразами. Митрополит Вениамин, отстоявший лавру в 1918-м, сумевший преобразовать домовые храмы после декрета об их закрытии в приходские, организовать Богословский институт после закрытия духовной семинарии, то есть сделавший массу эффективных обыгрывающих власть шагов, по этому вопросу с самого начала стал искать компромисс с властью.

Почему на здании, где хранили тело Ленина в эвакуации, нет таблички

Обратился к клиру и пастве и разрешил «общинам и верующим жертвовать на нужды голодающих… даже и ризы со святых икон». Но не касаться святынь храма — престола, священных сосудов, дарохранительниц, крестов, Евангелия, вместилища святых мощей и особо чтимых икон. Договорились, что станут заменять то, на что большевики положили глаз, какими-то аналогичными по стоимости нецерковными вещами.

Призвал верующих даже в случае изъятия святынь не допускать проявления «насилия в той или иной форме». Заявил, что «ни в храме, ни около него неуместны резкие выражения, раздражение, злобные выкрики против отдельных лиц или национальностей». «Не давайте никакого повода к тому, чтобы капля какая-нибудь чьей бы то ни было человеческой крови была пролита около храма… Перестаньте волноваться. Успокойтесь. ..

Скажем по слову Божию: «Господь раньше дал, Господь теперь взял украшение наших храмов, да будет Имя Господне благословенно». Проводим изымаемые из наших храмов церковные ценности с молитвенным пожеланием, чтобы они достигли своего назначения и помогли голодающим». (Слова про «назначение» оказались провидческими. Вырученные за церковные ценности средства большевики направляли в первую очередь на нужды мировой революции. «Мировой пожар» им раздуть было важнее).

Вырученные за церковные ценности средства большевики направляли на нужды мировой революции. «Мировой пожар» раздуть было важнее, чем накормить голодающих Поволжья

А воззвание владыки Вениамина подействовало на паству. Глава Петроградской милиции скоро в официальном донесении отметит «блестящее и сравнительно вполне спокойное проведение кампании»

Но в эту историю вплелся еще один важный сюжет. Митрополит Вениамин отказался признать отстранение от управления церковью привлеченного к гражданскому суду Патриарха Тихона. Не поддержал и главный антицерковный проект большевиков — обновленцев. Во всех храмах Петербурга — по его благословению — продолжали поминать имя Патриарха. Во многом именно из-за этого, а может быть, и за совокупную пятилетнюю неуязвимую мудрость его защиты церкви — он был арестован. Вместе с ним к «делу» были привлечены еще 86 человек

Пелась агитация против…

Большевистские суды любили вменять подсудимым злонамеренность. Так, послание владыки Вениамина, по сути призывающее к лояльности и разумности, было истолковано как чистое сопротивление.

Его письма в Помгол (комитет помощи голодающим), где он обговаривал практические условия передачи ценностей, истолковали как «ультиматумы». Речь митрополита в лавре была признана «контрреволюционной». Ох уж эти мутные по смыслу, припечатывающие слова большевистской речи.

Сопротивление изъятию ценностей действительно было, его и не могло не быть.

«14 апреля у Иоанновской церкви 2-тысячная толпа ворвалась в кельи, начала бомбардировать комиссию по изъятию ценностей камнями… 30 марта у Знаменской церкви в толпе пелась агитация против изъятия ценностей, сопровождавшаяся избиением милиции… 4 мая трехтысячная толпа бесчинствовала около Пyтиловской церкви, причем были избиты члены комиссии».

Любимая сегодня записная присказка про народ, который крестился-крестился да и пошел от неглубины и дешевости своей веры сбрасывать кресты с храмов, совсем не выдерживает проверки протоколом большевистского судебного процесса.

Народ пошел не рушить храмы, а защищать их. Прежде чем три комсомольца отличились при сбрасывании крестов, три тысячи верующих по первому звуку колокола шли защищать храм.

И где-то спустя 20 лет, после изобилия примеров «отмороженности» революционного поведения — стрелять в рот говорившему, — народ, нет, не смирился, но замер от ужаса происходящего. И перешел к тайному сопротивлению.

Да и тогда тех, кто готов был попирать святыни, набиралось не много. И мы ничего не знаем об их судьбах.

Однажды директор Дома русского зарубежья Виктор Москвин подарил мне уникальную книгу, на которую, еще в рукописи, обратил его внимание Александр Исаевич Солженицын. Это была книга комсомольца, позволявшего себе в толпе ниспровергателей жуткие надругания над святынями.

Уже в 30-е он, звонко-советский человек, сидел в тюрьме по абсурдным политическим обвинениям. Молох революции перемалывал и его жизнь.Потом он вернулся к вере. Написал об ужасах своей биографии бесконечно покаянную книгу… Она рукописью попала к Солженицыну, и он призывал ее опубликовать и обратить на нее внимание…

И это только один сюжет из жизни сбрасывателей крестов с храмов…

Но в сто раз внимательнее, чем в судьбы сбрасывателей колоколов, мы должны вглядываться в судьбы и личности новомучеников и страдальцев за веру в XX веке. И потому что это подвиг, и потому что так у нас есть шанс увидеть другую, не обычную, не связанную ироническими стереотипами Россию. Ту самую, которая в 1937 году не побоялась во время переписи населения указать на свою подавляющую религиозность.

Но мы, кажется, не спешим ввести их имена в свой мировоззренческий обиход. В сонм общепризнанных фигур. Скажи «митрополит Вениамин», и кто, кроме церковных людей догадается, о ком речь?

Руководствуемся ложным стыдом: веры и конфессии могут быть разными, а тут что-то специфически церковное. Какая-то отдельная галактика по имени святость.

Но праведное поведение достойно общего почитания. Недаром же так громко называются имена праведников, спасавших евреев во время Холокоста. Не в особенностях религии тут дело: праведность есть праведность.

И святость есть святость.

Пока она будет отдельной, отделенной, мы будем буксовать в чем-то очень важном.

Суд в филармонии

Дело было огромным, в несколько томов, и постоянно распухало. Но при этом изобиловало несообразностями, противоречиями, а в каких-то моментах юридическим абсурдом (например, страдала хронологическая последовательность, события, вызвавшие дело «о сокрытии и хищении церковных ценностей» в институте глухонемых, произошли в декабре 1920 года, когда декрет об изъятии ценностей еще не был издан). Но это не смущало обвинителей.

Полтора дня допрашиваемый митрополит Вениамин уводил других из-под обвинений и подозрений Ревтрибунала…

Как и резко бросавшийся в глаза вид подсудимых — они были столь разных возрастов, социального положения и интеллектуального развития, что мысль о том, что это люди единой организации, казалась абсурдной.

Но между тем с 10 июня по 5 июля в большом зале филармонии упорно шли заседания с 12 часов дня до 10-12 часов ночи.

И ревтрибунал выдавал билеты на вход в зал.

— Подсудимый гражданин Казанский, — так вызывали владыку Вениамина.

И он — по залу проходило волнение — поднимался и размеренным шагом, не спеша, опираясь одной рукой на посох, а другую, приложив к груди, выходил на середину зала. На лице не было признаков «ни волнения, ни смущения». Очевидцы вспоминали, что он был скуп в движениях и словах, не говорил ничего лишнего, отвечал по существу. И только иногда в его ответах сквозила некая уклончивость, диктуемая пропастью между взглядами монаха и неверующего мирянина.

«- Как вы относитесь к советской власти?

— Мое отношение к ней — отношение к власти. Все ее распоряжения и все декреты по мере своего разумения исполняю и принимаю к руководству.

— Ну да, это так. Но признаете ли вы ее?

— Признаю, как и всякую гражданскую власть».

Когда трибунал перешел к центральному пункту обвинения — двум письмам митрополита в Помгол, митрополит подробно рассказал историю их возникновения: для безболезненного проведения в жизнь большевистского декрета.

Он подчеркивал: вопрос об изъятии ценностей для церкви и верующих мог взбудоражить людей, поэтому к его разрешению нужно было подходить особенно осторожно.

«Вы их как писали, — посоветовавшись с кем-нибудь или самостоятельно? «Я писал их сам». Полтора дня допрашиваемый митрополит уводил других из-под обвинений и подозрений.

«И др. князья церкви»

Совещание ревтрибунала шло около трех суток.

5 июля здание филармонии было закрыто до трех часов. Публика впускалась к вечеру и после тщательной проверки входных билетов. Образовался огромный хвост очереди. И это были не любопытствующие. Нет, в зале собирались люди, любившие владыку. Чтобы защитить его хотя бы своим присутствием.

Когда вышел ревтрибунал, шел девятый час вечера. По церковному «девятый час» означает воспоминание о Крестной смерти Христа.

Чтение приговора заняло 45 минут. «Казанский (он же митрополит Петроградский Вениамин) совместно… в лице его активной группы… с целью вызвать народные волнения в осуществлении единого фронта с международной буржуазией» — даже не хочется цитировать целиком вмененную ему трибуналом вину.

Такое чувство, что новая власть хорошо чувствовала свою нелегитимность, и от этого пряталась за абсурд террора.

«Патриарх Тихон, митрополит Вениамин» — везде называются через запятую, иногда к их именам прибавляется «и др. князья церкви». Звучит так пародийно, как будто Ильфом и Петровым уже написаны «Двенадцать стульев».

Им вменялись в вину волнения в Шуе, Иваново-Вознесенске, Москве… И беспорядки в Петрограде «с нанесением тяжких поранений отдельным представителям советской власти». О получившем пулю в рот отце Петре забыли, о пулемете против людей, защищавших лавру, — тоже.

Приговор: десятерых — расстрелять. (Шестерым из приговоренных смертную казнь потом заменят лишением

свободы).

Точное место казни неизвестно. Предполагают, что это известный в Петербурге, как в Москве Коммунарка, Ковалевский лес.
Настоящую могилу ищут…

В последнем слове владыка Вениамин скажет, что «к самому обвинению относится спокойно». Спокойно он не мог принять только то, что его назвали «врагом народа». «Народ я люблю и отдал за него все.
И народ любит меня.
Не знаю, что вы скажете мне в приговоре: жизнь или смерть? Но, что бы вы ни сказали, я осеню себя крестом и скажу — слава Богу за все».

Мы часто в воображении проигрываем трагичную историю русского XX века как детскую «войнушку», где легко стать героем понарошку.

А тут все вдвойне не понарошку. Спокойное мужество. Огромная вера. Великое незлобие.

Казни они ждали больше месяца. По воспоминаниям: «Митрополит молится по 14 часов в сутки и производит на надзирателей самое тяжелое впечатление»… Для них была очевидна его невиновность…

Перед казнью все были обриты и одеты в лохмотья. Чтобы нельзя было узнать духовных лиц. Это могло вызвать попытки защиты.

Точное место казни неизвестно. Предполагают, что это известный в Петербурге Ковалевский лес.

Спустя 70 лет — в 1992 году — митрополит Вениамин был причислен к лику святых. Трое расстрелянных с ним тоже.

Юриста Новицкого на современных иконах изображают в галстуке — интеллигентская косточка.

На Никольском кладбище Александро-Невской лавры, где любил гулять владыка Вениамин, есть его символическая могила — кенотаф.

Прямая речь

Из письма, написанного за несколько дней до расстрела:

«В детстве и отрочестве я зачитывался Житиями святых и восхищался их героизмом, их святым воодушевлением, жалел всей душой, что времена не те и не придется переживать, что они переживали.
Времена переменились, открывается возможность терпеть ради Христа и от своих, и от чужих. Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога…
Я радостен и покоен как всегда. Христос — наша жизнь, свет и покой.
С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь.
Веры надо больше, больше ее иметь надо нам, пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, ученость и силы и дать место Благодати Божией..
Теперь время суда… Нам ли, христианам, да еще иереям, не проявлять подобного мужества даже до смерти!..»

использованы материалы:

Елена Яковлева

Источник: Российская Газета

11 августа 2017 г.

(61)

В нашем храме в августе совершаются богослужения по расписанию:

         Пятница           16-00 вечернее богослужение

     Суббота              8-00 Литургия

  16-00 — Всенощное бдение 

          Воскресенье          9-00 Литургия

(20)

Объявление об изменении расписания богослужений с 14 мая (все лето по сентябрь) :

Начало вечерних богослужений — 16-00

Начало литургии в будние дни и субботы — 8-00

                                                      в воскресенье —     9-00

Молебны с акафистом по средам                          (свт. Спиридону)                                               — 17-00  

(22)

11 декабря на полигоне в подмосковном поселке Бутово по традиции соберется множество людей. Из года в год спешат они сюда для того, чтобы почтить память одного из самых выдающихся пастырей Русской Православной Церкви XX века – Серафима (Чичагова), митрополита Петроградского. Этот день – дата его расстрела… Плоды жизни митрополита Серафима были настолько значительны, что в другой стране ему поставили бы памятник. В СССР он был оклеветан и объявлен «врагом народа». Но время все расставило по местам.

Аристократ

Пути Господни неисповедимы. Когда Леониду Михайловичу Чичагову было лет 30, никто не мог бы предположить, что он может стать священником. В то время он был блестящим офицером, настоящим «светским львом».

Потомок двух известнейших адмиралов, дворянин, внешне он мало чем отличался от молодых людей своего круга – имел со вкусом обставленный дом, элегантный выезд, красавицу-жену, посещал театры и балы. Прекрасно образованный, владевший иностранными языками, он находил удовольствие в занятии живописью и музыкой и для многих, кто знал его не близко, было открытием, что Чичагов является одним из лучших в России специалистов в области военной истории, автором капитального труда по артиллерии.

Еще большее удивление вызывало то,  что на протяжении многих лет он разрабатывал собственную систему лечения лекарствами растительного происхождения. Стимулом к занятию медициной послужило то, что, будучи участником войны на Балканах, Чичагов стал свидетелем страданий тысяч раненных. Его метод был описан в 2 томах фундаментального исследования «Медицинские беседы».

При его безупречной службе, учитывая его высокие награды – десять российских и иностранных орденов – ему прочили высшие государственные степени. Но в возрасте 34 лет Леонид Чичагов, только что возведенный в чин полковника, ошеломил Петербург решением выйти в отставку…

Призыв Божий

Причина такого поворота была скрыта от посторонних. Пройдя через «горнило войны»,  Леонид Михайлович вернулся в Петербург другим человеком. В поисках ответа на вопрос: «Как жить по божьему, по христиански», он пришел к выдающемуся духовному наставнику – протоиерею Иоанну Сергееву. Беседа с кронштадтским пастырем произвела на него настолько сильное впечатление, что с того времени все жизненно-важные решения Леонид Чичагов принимал лишь по его благословению.

Иоанн Кронштадтский открыл ему и его будущее призвание – путь священства. А через несколько лет во время поездки Леонида Михайловича в Серафимо-Дивеевский монастырь, прозорливая монахиня вдруг обратилась к нему со словами: «А рукова-то у тебя поповские, даже, пожалуй, митрополичьи». И вот, в 37 лет в Москве, вдали от привычной суеты столицы, Леонид Михайлович вступил на стезю приходского священника.

Л.М.Чичагов. Начало 1890-х гг.

Высший свет не понял и не разделил его устремления. В глазах людей «мира сего» переход из аристократического сословия в духовное был делом немыслимым.

На рубеже веков духовенство не пользовалось в России таким признанием, как в прежние времена. Наступала эпоха «материализма», научные открытия в области естественных наук, казалось, опровергали сложившуюся систему представлений об устройстве мира, и не многим хватало тогда мудрости соотносить их с духом христианского вероучения в том духе, как советовал это преподобный Нектарий (Зерцалов): «чтобы вера не препятствовала научности, а научность не мешала вере». Но повсеместное упование на прогресс имело неутешительные последствия. Общество, терявшее нравственные основания, освященные непреложностью евангельских заповедей, было увлечено культурой упадка и разного рода социальными теориями, чреватыми расколом национального и государственного единства.

В предреволюционное время такие люди, как Иоанн Кронштадтский и отец Леонид Чичагов были исключением. С амвонов во время проповедей они открыто призывали современников взыскать Бога, обрести покой и чистую совесть через покаяние и исполнение евангельского закона любви.

Итак, поступок Леонида Михайловича Чичагова требовал определенного мужества. Поначалу его не понимали даже домашние.

«Ходить достойно своего звания»

Сделав важнейший выбор, о. Леонид Чичагов приложил все усилия к тому, чтобы послужить Церкви данными ему талантами. Первые награды, полученные им, были даны ему «за усердную заботу  об украшении придельной церкви во имя апостола Филиппа, что при Синодальной церкви Двенадцати апостолов в Кремле».

Л.М.Чичагов с женой Н.Н.Чичаговой (урожд. Дохтуровой).

Первый год службы оказался для о. Леонида осложнен личным испытанием – тяжело заболела его супруга, матушка Наталия. В 1895 г. ее не стало – близкого человека, матери четырех дочерей. В тот тяжелый для него период с болью помогала справиться музыка. Когда в начале 90-х годов в Российском Фонде культуры впервые были исполнены музыкальные сочинения Священномученика Серафима (Чичагова), все были потрясены, настолько это было прекрасно.

Но в первые годы служения о. Леонид навыкал церковному послушанию. Возложенные на него поручения требовали по большей части обязательности, а не творчества. Было время, когда он служил в церкви Святителя Николая на Старом Ваганькове, которая окормляла артиллерийские части и учреждения Московского военного округа.

Но одновременно он открыл для себя и новую стезю, обратившись от привычной для него военной – к церковной истории. Добросовестно изучал он документы, и вот, из под его пера выходят замечательные описания истории Серафимо-Дивеевского и древнего Спасо-Ефимьего монастыря в Суздале, Зосимовой пустыни, и главный его труд  – «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря».

Собранные им материалы о жизни и духовном подвиге преподоьного Серафима саровского – воспоминания Мотовилова, многочисленные свидетельства о помощи по молитвам к старцу – послужили основанием для канонизация святого, т.е. установления официального почитания в церкви. Благословение на этот труд о. Леонид Чичагов получил от одной из дивеевских стариц, блаженной Паши, приветствовавшей его словами:

«Вот, хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления».

Священник Леонид Чичагов. Около 1894 г.

В смущении о. Леонид уверял старицу, что по положению своему не может быть принят государем, но она и слушать ничего не хотела. В 1896 г. Летопись была издана и преподнесена государю, что и повлияло на решение вопроса о канонизации. В этом случае Николай II проявил особенную настоятельность. А отец Леонид даже помыслить не мог о том, какая его ждет «награда» за труд.

«Летопись» Серафимо-Дивеевской обители была окончена, на столе в специально отведенной ему комнате в одном из корпусов лежала внушительная папка, предназначенная вниманию Святейшего Синода, когда дверь приоткрылась, и в комнату вошел батюшка Серафим.

Отец Леонид увидел его как живого, у него не мелькнула даже мысль о том, что это видение – так все было просто и реально. Каково же было его удивление, когда старец поклонился ему в пояс со словами: «Спасибо тебе за летопись. Проси у меня все, что хочешь за нее». Отец Леонид только и мог вымолвить: «Батюшка, дорогой, мне так радостно сейчас, что я ничего другого не хочу, как только всегда быть около вас». Отец Серафим улыбнулся и стал невидим.

И, наконец, летом 1903 г., после обретения мощей,  состоялись торжества по случаю прославления великого русского святого подвижника. Николай Александрович и автор Летописи – их главные организаторы – шли во главе праздничных процессий.

С государем на торжествах по случаю прославления Преп. Серафима Саровского (1903 г.)

В годы работы над «Летописью» у о. Леонида созрело решение о выборе дальнейшего пути. Под сводами монастырей он находил душевное успокоение, жизнь обретала смысл, полноту. При постриге в мантию в 1898 г. ему дали новое имя, в честь преп. Серафима Саровского, ставшего его небесным покровителем.

А впереди была целая череда лет епископского служения. Сухуми, Орел, Кишинев, Тверь, Петроград. Какую бы епархию не поручали ему возглавить, он везде проявлял талант исключительного организатора церковной жизни, приводя в порядок часто расстроенные дела, собирая вокруг себя паству.

В гуще дел Владыке Серафиму хватало еще времени для занятия иконописью, и тогда на свет появлялись удивительные иконы Спасителя в белом хитоне, Преп. Серафима Саровского…За что бы он ни брался, все становилось средством служения Богу и людям.

Иконы, написанные владыкой Серафимом,

Иконы, написанные владыкой Серафимом,

После 1917 г. митрополит Серафим оказался перед выбором: сохранить верность Православной Церкви или пойти на компромисс с так наз. «обновленцами»? Для него ответ был ясен, и это означало готовность претерпеть гонения.

Его не раз пытались подкупить посулами, использовать его авторитет, льстили ему открыто, но он остался верен пастырскому призванию и сохранил послушание избранному на Поместном соборе 1917 г. Патриарху Тихону.

За это его не однажды подвергали тюремному заключению, в 72 года – отправили в ссылку в Архангельск, что при его расшатанном здоровье было равносильно пытке.

Сколько пережил он в эти годы, скольких проводил, оплакал… В 1929 году, занимая кафедру митрополита Петроградского, он, рискуя обратить на себя гнев властей, добился разрешения похоронить по христианскому обычаю, достойно духовному сану, скончавшегося на этапе, во время пересылки с Соловков в Казахстан, епископа Илариона (Троицкого), с которым их связывали духовные узы, близость к Патриарху Тихону и время, проведенное в архангельской ссылке. Приняв тело Владыки Илариона, который выглядел от всего, что пришлось пережить в лагере, 70-летним стариком, митрополит Серафим с почестью облек его в свое белое архиерейское облачение и совершил погребение на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге.

Когда же в 1998 г. были обретены мощи Свщмч. Илариона, внучка митрополита Серафима, к тому времени настоятельница Московского Новодевичьего монастыря, матушка Серафима (Чичагова-Черная) получила в дар палицу от этих белых, поистине, мученических риз ее деда и епископа Верейского. И сегодня эта реликвия бережно хранится в Успенском храме, под иконой, где оба они предстоят уже в образе святых исповедников, мучеников за Христа.

Горе коснулось и его собственной семьи: в момент, когда его увозили на «воронке», в тюрьме была его средняя дочь – Наталия, в постриге – монахиня Серафима. Ей так и не удалось выйти: по официальной версии, она скончалась от внезапного приступа астмы.

Арест 1937 г. оказался для Владыки Серафима последним. Приговор «тройки» был формальным. Неизлечимо больного 80-летнего старика обвинили в «инспирировании контрреволюционного заговора».

Безграмотно, грубо, смехотворно составлен этот приговор на пожелтевшем от времени клочке бумаги. Он выставлен в экспозиции музея в Бутово. Но кто заботился тогда о том, что невежды решали судьбу академиков, художников, военных, выдающихся служителей Церкви?

С последнего снимка, сделанного в Таганской тюрьме, он смотрит на нас через плечо фотографа, через окружавший его «ад». О нас – его последняя молитва. В ясном взгляде – полное сознание, полное понимание происходящего. Глядя на снимок, вспоминаешь известные слова Владыки Серафима: «Сила не в силе, а сила в любви!»

Единый от святых

Ступая по бутовской земле, невольно обращаешься к нему: «Владыка, где Вы? Где смертное ваше?!» А смерти нет, и с иконы в деревянной церкви он благословляет и тех, кто приходит сюда с покаянием, и тех, кто нашел здесь своих родных и близких.

Приезжающие сюда люди порой становятся свидетелями чуда – в день памяти Владыки мироточит его образ и икона Исповедников и новомучеников Российских. Миро с древних времен означает «милость». Само собой приходит слово: «Адь, где твоя победа? Смерть, где твое жало?» Это знак живого присутствия святого и его молитвенного предстательства за нас, за свою «российскую паству» перед Богом.

(72)

5 сентября в рамках крестного хода совершающегося по благословению правящего архиерея Тольяттинской епархии, епископа Нестора, наш приход посетила святыня самарской земли и всего православного мира, — Ташлинская икона Божией Матери «Избавительница от бед».
Жители села а также гости пришедшие помолиться перед святыней могли услышать духовные молитвенные песнопения благолепно исполненные группой казаков, сопровождающих икону. За что им отдельная благодарность.
Слава Богу за все!

(40)